Взмывая, птица воды восхищена солнцем. Отрицание замкнутости, отказ от конца. Без земли абсолютно. Утро прозрачно и плавится. Планета приходит в себя над дырою в земле. Планета приходит в себя над дырою в земле. Пусть облаками небо полнит другой. Словно дыхания трепет сухо полощет в белье, парусит. Зелень о том, чтобы раскатами стай отовсюду подняться с пра‑скал. В неизъяснимом желании она вводит в среду осязаемость. Обещанье остановить синеву. Кроны деревьев гасят слабеющий ветер. Образование завершаем весельем, перебирая глазами детали. Яркую листву, по преимуществу к полюсу, гонит слабеющий ветер. Стряпающие идиллии затеряны в протяжении. Детали улиц изветрены, ливень осколков. Дерева дрожь: ветер взметнул простыню. Вверх, где воздух держит орла, предавая неуклонно‑певучую распрю по поэтическому лучу. История лирики кудахчет транслитерацией куриных песен. Пример удручающ. Продается эксклюзивная рамка под номерной знак Санкт-Петербург. Мы полностью гарантируем качество и устойчивость изображения. Между днем‑в и днем‑вне расположено это. К простым числам с новым доверием. Синонимия впечатлений. Пульсу позднего утра вторят повторения смутные запада. Я слышала шум, он посвятил в сон. Воздух нагрет дыханием сражающихся солдат, плавится снег, кровь сверлит лед. Никак не увидеть. Они смотрят на реку и, мнится, видят сквозь лодки, не упуская сквозь память, где собрана память, место и то, сколько памяти собрано в нем. Стабильность и насажденная умело тревога формирует общественный слой. Слой сменян оперенных на широких досках пола приплюснут и кругл. Яблоко вместо лампы, голова вместо яблока. Повсеместные факты питают ветхие триллеры, а в результате признание. Слово намного выразительней того, что оно объясняет. Процедура описания статична, его изготовленные ограды встроены, постоянны, не вечны. Конец опустошает начало. В петлях увязли ломкие ногти. Сны опустошают настоящее не более, чем полет жаворонка или возня цыплят. Запоздало‑небесное движение тел. Преткновением времени движется воздух. Проносится звук. Скоропись неба метит воздух тысячью спрессованных теней деревьев. Эта экономия могла бы быть понята как красота. Когда бы явное несо впадение. Цели природных фактов свисают с поэтического луча. Восемь изначальных ветров, восемь их в половину, в четверть шестнадцать. Аналогиям обручены позвонками времен. В мановение ока черепахой ты возродишься. После подобных попыток смотреть вверх обрести бесконечность гораздо трудней, чем превозмочь незаполненность. До превращений нет дела. К воде падает ветер, его мы не предали; умаление без рассеяния; что разит меня красотой, так это незримость предмета. И если кто оседлал ветер, тот может плыть навстречу ветру. Разгребатели мусора главной идеи. Сну не сравниться с уровнем подлинника. Неизбежна динамика в движении по оси плоской машины. Крепи сердце. Клише времен года, как и другие клише унизительны, образ мышления с пластырем ветра, время смолото в тальк. Саранча ведома вожатым, море доисторический хаос. Ветер, он бормотанье неведомо как уходящего времени. Дневной свет достоянием всех, плодоносен. Все лучи волны. Эксперимент с последовательностью приветствует вас. Мои тучные, однако незаметные соседи разъезжаются по делам в тесных машинах, чьи механизмы дискретности лязгают в унисон. Пение птиц, теплый воздух вытягивает за окно занавеску. На стадии безразличия улитка выпускает рожки. Сюжеты бездомны. В доме все так или иначе миниатюра; возрастающий "чадо‑центризм". Ребенок называет свой мяч яблоком. Отказать в сладкой сентиментальности, развивая воображение. Быть двигателю воспетым в Элизиуме. Из лазурных разрывов порывистый ветер, резок чрезмерно, чтоб низвести ливень. Волнение склонов в пересечении параллелей, отнюдь не метафор. Основа свершается в цвете. Когда ночь вбирает дневное свеченье, тяжкие тени сжимаются в стенах. Тогда было время, когда районы Американского севера служили полем виньеток. Пейзаж обнаженных холмов, вянущий в цвете, стягивает, сужаясь концентрическими кругами, сверкающее в тенистых местах для гулянья машины. "Трубный глас, рев жизни, людской муравейник взывают к ошеломительному чувству довольно двусмысленно." Звук, подобно собаке, рычит в беспамятстве. Жалобы дрожь в пу стоте. Если не слышим, как валится дуб существуем ли тогда вообще? В нисхождении свет расцветает. Пребываем в эйфории мерцанья. Черпая мысли из слов, чьи лошади добыты из фактов. Отвращение к солнцу, мелькнувшему с мемориальной доски. Туту и там, разрывая диск солнца в воде, вскипают пузырьки кислорода. Тени прозрачны, огромны, отточены. Точность в том, чтобы одновременно, и все же по стеблю. Тридцать два лепестка розы ветров. Парадокс перемен заключает в том, что в нем равно бессмысленны как непрестанность, так и законченность. Ты, кровь намагниченная, к какому стремишься концу. В шествии пасмурном минует погода того, кто стоит во дворе, говоря, чтобы думать. Почти неподвижность, когда бы не легкое трение воздуха. Что значит "вы‑ставить"? Оцепенение элегий. Ипохондрия. До блеска раскаленная точка на ободе тяжестью; первое поколение, у которого все, чего душа пожелает; как во сне похождения секретных подразделений; национальные штаты отзываются звездам; сила стекла; под лампой фигурка. Тогда клише встречаются с призраками, тогда предрешенность. Здесь могла бы быть прочтена связь частиц: белая лошадь, хруст колосьев, копыта. Язык набок. Колючки чертополоха лишь почки. Птица возносит тебя, оставляя пролом за собою, дыру, не ведущую к завершенью. "А" словно различие между грязью и формой, проработанных отражениями, стенами горизонтов песка, объемом и светом их кожи. Ожиданье скалы над терпеньем ручья. Обширный итог могила без места. Я буду пустой, ничем, совершенным отсутствием. Бесконечность прервана облаком. Предсказуема в близорукости предчувствую цвет для настоящего времени в небе.