Я дремлю. И мне грезятся пагоды

В позабытой священной стране.

С бузины тихо падают ягоды

На раскрытую книгу ко мне.

Мой гамак меж берез не качается,

Неподвижно застыл.

Жаркий ветер подул. Поднимается

Придорожная пыль.

Полонен я полдневной истомою.

Не встревожить меня. Не вспугнуть.

Слышу, кто-то походкой знакомою

Переходит заезженный путь.

Я почуял тебя еще издали,

Уловил торопящийся шаг.

И глаза мои зоркие видели

Васильковый венок в волосах.

Но, закованный сладкою дремою,

Я навстречу тебе не пойду.

Полонен я полдневной истомою

В придорожном и пыльном саду.

Дача, садик, дорожки знакомы мне,

Словно годы лежал я здесь так,

Словно издавна мне уготованы

Жаркий-полдень и шаткий гамак.

Апрель, 1907

* * *

«Опять росистая пьянящая прохлада…»

Опять росистая пьянящая прохлада.

В вечерней тишине звончее бег ручья.

И с беззаботными бубенчиками стада,

Домой бредущего с вершины Галаада,

Сливается, звенит и тает песнь твоя.

Та песня дальняя туман полей колышет.

Те звуки, жадная и чуткая, ловлю.

И мнится, будто все, что здесь живет и дышит,

Дыханье затаив, и слушает, и слышит

Твое призывное, далекое: люблю!

О нард! пьяни меня, благоухай, алоэ!

На ложе пышном я рассыпала цветы,

Светильники зажгла в затихнувшем покое,

И тело миррой умастя нагое,

Я жду: вот дрогнет дверь! вот постучишься ты!

* * *

«Спит легкий…»

Спит легкий

Ветер полей,

А месяц

Встал за лесом

И глядится

В небольшое озеро в чаще.

Это я усыпила ветер.

Спи, мой милый.

Вздох, пролетевший по листьям,

Сырое дыханье ручья,

Во всем любовь моя, милый.

* * *

«На бульварах погасли огни…»

На бульварах погасли огни.

Близится час условленной встречи.

От тебя я далече,

Ты меня не кляни.

Ты знаешь, как тополя ветки душисты,

Первая зелень весны.

Так сладки весной безнадежные сны,

Так чисты.

Я проплачу всю ночь под зеленою веткой

в саду,

Ты не жди меня даром,

Не броди по пустым тротуарам,

Не приду.

* * *

«Пьянящий острый аромат…»

Пьянящий острый аромат

Стогами сложенного сена.

Бежав от тягостного плена,

Зеленой ширью тешу взгляд.

Здесь, на обломках давней были,

Где землю воспоила кровь,

Моей любви не прекословь,

Воскресшей не противься силе.

И грудью полною вдохни

Благоуханный воздух степи.

В последний раз спадут с нас цепи,

И в первый раз мы здесь одни.

* * *

«Меня манит в ночной простор…»

Меня манит в ночной простор

Твой взор, и темный и горящий,

В смолистый, душный, темный бор

С его шумящей, пышной чащей.

Пойдет веселая игра,

Пахучий вспыхнет можжевельник.

Здесь, на поляне у костра

Я—не тоскующий бездельник.

Я жрец — творю ночной обряд,

Шепчу смиренные моленья.

И ты, потупив гордый взгляд,

Мое приемлешь поклоненье.

Свой длинный день забыла ты,

Забыла хлопоты и скуку,

И здесь, под сенью темноты,

Ты молчаливо жмешь мне руку.

Ночным костром озарены,

На черных пятнах сонной хвои

Являем таинство живое

Мы — отголоски старины.

* * *

«Вот лодка врезалась в камыш…»

Вот лодка врезалась в камыш.

И треск стеблей, и острый шорох.,

И ты недвижная сидишь

С недетской робостью во взорах.

О, как далек страстей обман!

Как бледен призрак непокорный!

Ты облекла свой тонкий стан

В наряд неприхотливо-черный.

Молчим. Тоскует тишина.

Гудки далеких фабрик дики.

Нас оглушит одна волна,

И кто услышит наши крики!

1907