Летний вечер, госпиталь, палата. Тумбочки, лекарства, тишина. Где-то бьются в пламени солдаты. Здесь же скальпель вместо автомата, Здесь бинты и белые халаты И своя нелегкая война. И боец, спеленатый бинтом, Пусть кому-то это будет странно, Говорил с соседом обо всем: О простом, о мудром, о смешном, Обо всем, но только не о ранах. Кто впервые приходил сюда, Может, даже и решал подспудно, Что не так ребятам уж и трудно, Вон ведь как смеются иногда! Да, смеялись, как это ни странно! И никто почти что не стонал. Только тот, кто был здесь постоянно, Это все, пожалуй, понимал. Пусть непросто было воевать, Но куда, наверное, сложней, Потеряв, не дрогнув, осознать И затем упрямо привыкать К ней, к дороге будущей своей. Делать снова первые шаги, Веря в то, что песнь не отзвенела, Без руки, без глаз или ноги, - Не совсем простое это дело... Пусть дорога будет неплохой, Пусть с любою радостью-удачей, Только быть ей все-таки иной, Потрудней, погорше, не такой, И не надо говорить иначе! И чтоб в сердце не тревожить раны, Хлопцы, истомленные жарой, Так шутили солоно порой, Что валились с тумбочек стаканы! Лишь когда во тьме за тополями Город тихо забывался сном, Кто-нибудь бессонными ночами Долго-долго думал о своем, Думал молча, сердца не жалея. Сколько чувств металось и рвалось!.. Мне, пожалуй, было посложнее, Потому всех чаще не спалось. Горем я делиться не любил. И лишь с Борей - другом по палате, Что сидел бессонно у кровати, Молча сердце надвое делил. Шурка, Шурка! Милый человек, Где сейчас лежит твоя дорога? За окном торжественно и строго Падает, покачиваясь, снег...
|