Лягушкам стало не угодно Правление народно, И показалось им совсем не благородно Без службы и на воле жить. Чтоб горю пособить, То стали у богов Царя они просить. Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно. На сей, однако ж, раз послушал их Зевес: Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, И плотно так он треснулся на царство, Что ходенем пошло трясинно государство: Со всех Лягушки ног В испуге пометались, Кто как успел, куда кто мог, И шёпотом Царю по кельям дивовались. И подлинно, что Царь на диво был им дан: Не суетлив, не вертопрашек, Степенен, молчалив и важен; Дородством, ростом великан, Ну, посмотреть, так это чудо! Одно в Царе лишь было худо: Царь этот был осиновый чурбан. Сначала, чтя его особу превысоку, Не смеет подступить из подданных никто: Со страхом на него глядят они, и то Украдкой, издали, сквозь аир и осоку; Но так как в свете чуда нет, К которому б не пригляделся свет, То и они сперва от страху отдохнули, Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули: Сперва перед Царём ничком; А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком, Дай попытаться сесть с ним рядом; А там, которые ещё поудалей, К Царю садятся уж и задом. Царь терпит всё по милости своей. Немного погодя, посмотришь, кто захочет, Тот на него и вскочит. В три дня наскучило с таким Царём житье. Лягушки новое челобитье, Чтоб им Юпитер в их болотную державу Дал подлинно Царя на славу! Молитвам тёплым их внемля, Послал Юпитер к ним на царство Журавля, Царь этот не чурбан, совсем иного нраву: Не любит баловать народа своего; Он виноватых ест: а на суде его Нет правых никого; Зато уж у него, Чтó завтрак, чтó обед, чтó ужин, то расправа. На жителей болот Приходит чёрный год. В Лягушках каждый день великий недочёт. С утра до вечера их Царь по царству ходит И всякого, кого ни встретит он, Тотчас засудит и – проглотит. Вот пуще прежнего и кваканье и стон, Чтоб им Юпитер снова Пожаловал Царя инова; Что нынешний их Царь глотает их, как мух; Что даже им нельзя (как это ни ужасно!) Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно; Что, наконец, их Царь тошнее им засух. «Почтó ж вы прежде жить счастливо не умели? Не мне ль, безумные, – вещал им с неба глас, – Покоя не было от вас? Не вы ли о Царе мне уши прошумели? Вам дан был Царь? – так тот был слишком тих: Вы взбунтовались в вашей луже, Другой вам дан – так этот очень лих: Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!»