Свищет дрозд, хлопочет белка, оправляя смятый волос,
на тропе енот томится, злые шорохи сличая,
золоченой цепью скован, цаплин пруд на цаплин голос
шлет покорные приветы, суеты не замечая.
Разум связан. Спи, пространство, не удавшийся с наскока
наш побег в тебя на время заторможен, обесцелен,
верный замысел скудеет, если истина жестока, -
мы смолчим наполовину и раздумья переселим
в сновиденья, в кучу вздора у стеклянного порога.
Спи, двойник, на зов невнятный не явиться доброхоту.
Слушай шорох - это звери. Слушай шелест - длиннонога,
возвращается хозяйка на вечернюю охоту.
Фонари смыкают звенья, сонный пруд оберегая,
холодны, желтоголовы, наслаждаются картиной:
острый месяц, цаплин профиль, глаз, глядящий не мигая,
чьи-то скулы в полумраке, чей-то лик за паутиной...
Тема действия - охота. Чем пленит ночное соло?
Как развяжется интрига, затаившая до срока
откровенье, что внезапно, будто вспыхнувшая ссора,
и печально, и ничтожно, как законченная склока?
Суть охоты - ожиданье. Кто отчаится скорее?
Жертва тоже терпелива, и ловцу не ждать подмоги -
заскучав и разуверясь, ропщут зрители, старея,
разбредается прислуга в недовольстве и тревоге.
Всяк по своему сникает: кто ругается площадно,
кто молчит, - и все уходят, за собой захлопнув двери,
лишь порыв неутоленный донимает беспощадно,
не выслушивая жалоб и бессилию не веря.
Цапля ждет. Века проходят. Тяжким грузом давят плечи
несчастливые победы, чья-то ненависть косая.
Мрут пророки, им на смену появляются предтечи,
разбиваются надежды, стонет разум, угасая.
Кто отчаится скорее? Чье безумье станет строже,
проницательней, и судьи подберут слепое слово?
И уже не будет страха, только оторопь по коже
пробежит воспоминаньем - запоздало, бестолково.
Спи, двойник, еще не время - тьма размыта, звук неспешен.
Нас хватиться - кто осилит... Сновиденью потакая,
все затихло, даже звери, лишь под нами, безутешен,
цаплин пруд свободой бредит. Стонет разум, умолкая.
Хочешь, вспомним небылицы - перебьемся до рассвета -
неудавшихся историй чем придуманные хуже?
Полусонным бормотаньем наша оторопь воспета,
словно шорохом звериным, доносящимся снаружи.
Хочешь, двери приоткроем, на окне отдернем штору,
пусть раздумья тихим ходом бороздят остаток ночи -
пережившие причину, потерявшие опору,
околдованы покоем и до странного охочи.
1995
|
